Форум » РАЗГОВОР НА ЛЮБЫЕ ТЕМЫ » Мишкин дом » Ответить
Мишкин дом
Mishka: я у вас бываю нечасто... вот подумалось мне, если уж зайду, где мне резвиться? и чтоб никому плохо от этого не было. я буду тут безо всякого объяснения выкладывать стихи, сказки, ерунду-чушь и картинки. чего и вам желаю. ЗДРАВСТВУЙ форум-2
Mishka: Павел Флоренский Тут, как и в других вопросах метафизики, исходной точкою послужит, конечно, то, что мы уже знаем о себе самих. Да, жизнь нашей собственной души дает опорную точку для суждения об этой границе соприкосновения двух миров, ибо и в нас самих жизнь в видимом чередуется с жизнью в невидимом, и тем самым бывают времена — пусть короткие, пусть чрезвычайно стянутые, иногда даже до атома времени, — когда оба мира соприкасаются, и нами созерцается самое это прикосновение. В нас самих покров зримого мгновениями разрывается, и сквозь его, еще сознаваемого, разрыва веет незримое, нездешнее дуновение: тот и другой мир растворяются друг в друге, и жизнь наша приходит в сплошное струение, вроде того, как когда подымается над жаром горячий воздух. Сон — вот первая и простейшая, т. е. в смысле нашей полной привычки к нему, ступень жизни в невидимом. Пусть эта ступень есть низшая, по крайней мере чаще всего бывает низшей; но и сон, даже в диком своем состоянии, невоспитанный сон, — восторгает душу в невидимое и дает даже самым нечутким из нас предощущение, что есть и иное, кроме того, что мы склонны считать единственно жизнью. И мы знаем: на пороге сна и бодрствования, при прохождении промежуточной между ними области, этой границы их соприкосновения, душа наша обступается сновидениями.
Mishka: Сон Йозефу К. приснился сон. Был отличный день, и ему захотелось погулять. Но он и двух шагов не прошел, как сразу же очутился на кладбище. По всей территории кладбища зигзагами разбегались дорожки, искусно проложенные, но несообразно извилистые. Однако, став на одну из них, К. уверенно и легко заскользил вперед, словно подхваченный стремительным течением. Уже издалека внимание его привлек свежий могильный холм, и он решил держать на него путь. Холм словно манил его к себе, и К. не терпелось поскорее до него добраться. Порой холм исчезал из виду, его заслоняли полощущие и хлопающие на ветру знамена. К. не различал, кто их нес, но ему чудилось впереди какое-то праздничное оживление. Взгляд его был по-прежнему устремлен вдаль, как вдруг он обнаружил тот самый холм совсем рядом, у дорожки, чуть ли не позади себя. Он поспешил прыгнуть в траву, но, едва нога его оттолкнулась от убегающей вперед дорожки, потерял равновесие и упал на колени у самого холма. За холмом стояли двое, держа в руках, могильную плиту. Увидев К., они воткнули камень в землю, и он стал намертво. Тут из-за кустов выступил третий – судя по всему, художник. На нем были только старые штаны, небрежно застегнутая рубаха, на голове бархатный берет, в руке он держал простой карандаш и уже на ходу чертил им в воздухе какие-то фигуры. Этим-то карандашом художник и принялся чертить на плите, начав с самого верху. Плита была высокая, не нужно было даже нагибаться, разве только наклониться вперед: мешала насыпь, а наступить на нее художник не решался. Так он и стоял на цыпочках, опираясь левой рукой о плиту. Каким-то образом он умудрялся простым карандашом вырезать на камне золотые буквы. Он вывел: «Здесь покоится ***» Каждая буква выделялась ясно и четко, сверкая золотом. Начертав эти два слова, художник оглянулся на К., но тот жадно следил за возникающей надписью; он и думать забыл о художнике и не спускал глаз с плиты. И в самом деле, художник опять принялся за работу, но она у него не ладилась, что-то ему мешало; опустив карандаш, он снова обернулся к К. Тут и К. наконец посмотрел на художника, увидел, что чем-то он очень смущен, но не понимал чем. Куда девалась его прежняя живость! Это, в свою очередь, смутило К. Так они и стояли, беспомощно глядя друг на друга. Казалось, между ними возникло досадное недоразумение, которое ни тот, ни другой не в силах разрешить. А тут еще некстати на кладбищенской часовне зазвонил небольшой колокол; художник замахал рукой, и он умолк. Но немного погодя снова зазвонил, правда, потише и не так призывно, а словно пробуя голос. Незадача художника так огорчила К., что он безутешно зарыдал и долго всхлипывал, закрыв лицо руками. Художник дал ему успокоиться и, не видя другого выхода, опять взялся за работу. При виде новой черточки, которую он нанес на плиту, К. просиял, но художник работал через силу; у него и шрифт не получался, а главное – не хватало золота. Неуверенно вывел он на камне слепую, но зато непомерно большую букву. Это было «И» – оставалось лишь его закончить. Но тут художник в бешенстве ткнул ногой в могильную насыпь, земля брызнула комьями во все стороны. И К. наконец понял; но приносить извинения было уже поздно; всеми десятью пальцами врылся он в землю, благо она легко поддавалась; кто-то, должно быть, заранее обо всем подумал; холм был насыпан лишь для виду; под тонким слоем земли зияла большая яма с отвесными стенками, и, повернутый на спину каким-то ласковым течением, К. послушно в нее погрузился. Когда же его поглотила непроглядная тьма и только голова еще тянулась вверх на судорожно поднятой шее, по камню уже стремительно бежало его имя, украшенное жирными росчерками. Восхищенный этим зрелищем, К. проснулся. (С)
Mishka:
Mishka: «Шесть степеней внутренней турбулентности» (с) Я стояла перед домом. Дом был шестиконечен. Шесть острых углов. Шесть башен со шпилями, шесть окон. А по центру этой фантастической конструкции возвышался колокол. Он был странно светло-золотистого цвета. Почему странно? Да потому что пейзажик был столь мрачен, сер, хмур. Что казалось, ты попал в свой худший кошмар. Стоять у холодного мраморного парапета больше не было сил. Ветер продирал до костей. Повсюду кружили вороны. И вот-вот могли начаться совершенно ожидаемые в такой атмосфере мрачные сюрпризы в виде нечисти с разверзшимися объятиями и зубастыми ртами. Я попала в сон. И раз я попала в сон и не могла проснуться… единственным разумным в тот момент мне показалось – открыть дверь дома-шестиконечника. Она со скрипом распахнулась. Внутри оказалось на удивление тихо. Коридор освещался керосиновыми лампами. Этот запах… Он тошнотворно ерзал в глотке и не давал вдыхать воздух, которого, признаться ,там почти не было. Все двери были одинаково бесцветны. Я заметила отсутствие колорита. Сплошной нейтрал. Повсюду. Даже свет ламп тускло мерцал посреди этого тихого бесцветия. Я оглянулась на неожиданно захлопнувшуюся дверь. Я оказалась в ловушке. И теперь… выбора не было – открыть их все… или мучительно выбирая, открыть то, за чем не известно еще что ждет. Я села на пол, обхватив себя за колени, и попробовала сконцентрироваться. Вспоминала все известные техники и методы по выходу из кризиса. Все они ломались об эту безысходную реальность. Открыть дверь – единственное что возможно. Какую – вот самое важное действие. Задачу было трудно решить. Может, потому что я одна тут. «Аааа… брось – человек всегда один на перепутье!» Эти слова сказала мне та, кто всегда знал ответы. Моя внутренняя Уверенность. Мое внутреннее Сомнение ухмыльнулось. «Тогда, раз я одна, мне и решать. И я решаю войти вслепую в первую попавшуюся дверь». Не мешкая, я поднялась и закрыла глаза. Как в детстве повернувшись вокруг своей оси, я нервно хихикнула и протянула руку вперед, растопырив пальцы. Шаг, шаг, шаг… Рука наткнулась на шершавую поверхность. Нащупав ручку, я вошла. Чирикали птицы. И стоял запах их перьев. Неприятный запах. Я увидела клетки. Много. Ими были уставлены все полки вдоль стен. Птицы были одинаково серые. Ни одного яркого пятна. Я смотрела, а тошнота подкатывала к горлу все более могучими волнами. Я попыталась выйти, но дверь была заперта. Страх-паралич сковал окаменевшие мышцы. Мне хотелось вырваться и бежать, а еще лучше проснуться. Тогда я стала щипать себя до боли. Ничего не помогало. Птицы стали громче волноваться в своих клетках. Я задрожала. И то ли моя дрожь передалась этой комнате, то ли… но все стало сотрясаться. Прутья в клетках звенели. Поднялся шум. Землетрясение? Я даже обрадовалась. Пусть уж лучше разрушиться все это безумие и я буду погребена под ним. Быть запертой тут… это ужасало куда больше. И тут вдруг я снова услышала: « Ты должна что-то сделать. Подумай!» Что можно сделать…что можно сделать... Птицы надрывались. Свободы! – кричали они. Я с надеждой подалась вперед к первой клетке и уже протянула руку к дверце. «Стой! Отпустить их – смерть». В этой маленькой камере сотни вырвавшихся на волю птиц... это была верная гибель. И в этот момент дверь в комнату оказалась открытой. Я выбежала в коридор. Я так стремительно вырвалась оттуда, что буквально с ту же секунду очутилась в противоположной комнате. Там было окно, занавешенное… как ни странно с обратной, внешней стороны. Я открыла его и хотела раздвинуть ткань. Но она не поддавалась. Я попыталась сорвать ее, повиснув на ней и прилагая усилия. Я прыгала все выше и цеплялась, дергая ее вниз. Ничего не получалось. Тогда я встала на подоконник и внимательно рассмотрела, как она крепится. Она вырастала из стены и врастала в стены. Еще одна задача… Вот ведь издевательство. Надо мной смелись: ставили задачи, игрались моими нервами. Кто-то очень злой, какой-то игрок, или шутник смотрел на все это и наслаждался. Я стала думать, думать, думать, пока не закружилась голова. Естественно, дверь была закрыта. Я и не сомневалась. Я ходила взад-вперед по этой комнате и потихоньку страх таял. Я начала злиться. Мне стало обидно, что надо мной так смеются. Гнев рос как снежный ком. И тут я вспомнила свои детские годы, вадарю, удар локтем. Почему именно это вдруг? Но на вопросы-ответы не было времени. И я моментально проделала то, что представила, идеально точно воспроизведя прием, с криком я выдохнула воздух. Локоть попал в стекло, и оно раскололось на части. Один из осколков воткнулся в пол. Я рассмеялась. Все тут происходит не просто так. Ну что же. Взяв этот стеклянный нож, я по диагонали полоснула эту чертову ткань. Оттуда пахнуло сыростью, свет мне не открылся. Хотя откуда бы взялся свет в этом кошмаре? Смиренно вздохнув, я разорвала занавеску. Это была третья комната. Там все-таки было какое-то освещение. Оно сочилось тоненькими струйками из углов этой сырой, с мерзко-скользкими стенами, комнаты. Пахло плесенью и разложением. Глаза потихоньку привыкли к темноте. Посередине комнаты стоял стол. А на нем какой-то ящик. Им оказался патефон. Старинная музыкальная коробка была не так холодна на ощупь, как ожидалось. «Ну, судя по всему, тут мне тоже надо что-то сделать, не так ли Господин шутник? Так-так…дайте подумать. Стол, патефон… Ах! Ну конечно, вы становитесь предсказуемы, задачи упрощаются.. Где пластинки?» Но я преждевременно радовалась. Это стало понятно сразу же, как обнаружилось, что никаких пластинок тут и в помине нет. Холод продрал насквозь. Так… патефон без пластинок, предыдущая комната с запертой дверью. Стоп…а где же дверь этой комнаты? Я стала исследовать пальцами стены от пола до верхних точек, куда могла дотянуться. И тут в руке очутился какой-то шнурок…или тонкая веревка. Я выковыривла ее из сырой, рыхлой стены и сантиметр за сантиметром двигалась куда-то. Должно быть, в нужную сторону – решила я. Когда я дважды обошла комнату, шнурок длиной метров в десять упал к моим ногам. Мне стало понятно, что так может продолжаться сколь угодно, и я уже совершенно без сил. Я взбила руками размотанную веревку и свернулась калачиком на полу, подсунув эту «подушку» под голову. Мне было просто необходимо полежать с закрытыми глазами. Но видимо отдыхать в кошмаре не предусмотрено. Да и все организовавший Некто за кадром тоже этого не планировал. Я слишком туго натянула веревку, раздался какой-то треск. Я не успела даже вскочить на ноги, как на меня обрушились сотни пластинок. Они резали руки и лицо, я только успела закрыть голову, как они зарыли меня в себе. Кое как я выбралась из под груды винила. Ну что же. Вот пластинки. Выбрать нужную, среди сотни. Я хохотала как безумная. Мне надо было переслушать все. Этого бы не выдержала даже самая крепкая психика. Я стала крушить все вокруг. Скоро почти все пластинки были растоптаны. На одной из них я поскользнулась и полетела спиной к стене - ручка двери воткнулась между лопаток. Я дернула ее и оказалась в коридоре. Оставалось еще три двери. Мне было вполне ясно, что пока из меня не выжмут все, эта игра не окончиться. И я вошла в четвертую комнату. Привыкшие к темноте и полумраку, мои глаза ослепила вспышка. Я закрыла лицо руками и долго сидела на корточках. Словно мельчайшие иголки кололи мои глазницы – изнутри и снаружи. Слезы катились градом, будто спасая глаза от слепоты. Через какое-то время я смогла оглянуться вокруг. На этот раз я очутилась в зеркальной комнате. Я глядела на пол, на стены, на потолок, отовсюду на меня смотрела моя бледная с дикими от пережитых ужасов глазами физиономия. Платье было разорвано и висело клочьями. Я кое-как связала в его в узелки. Чтобы прикрыть тело. (Очень удивившись своим же действиям. Как будто я была не одна… Кому было дело до моей наготы в этом одиноком кошмарном сне? Однако уверенность в том, что надо так поступить была твердой.) «Ну вот… теперь я почти одета, – подумала я. - Вот только почему голове так тяжело? » Я вдруг поняла, что каждый волосок на ней натянут, и каждый корень каждого волоска звенит от боли. В зеркале ничего не отражалось, кроме моей туго заплетенной косы. Я стала расплетать косу. Кажется, прошел час, а я все еще этим занималась. Я поймала себя на мысли, что весь смысл заключается в этой моей косе, в том, чтобы ее расплести. Она все время снова оказывалась заплетенной. Я присмотрелась ко всем отражениям и поняла одну поразительную вещь: в то время как в одном из зеркал я расплетала косу, во всех остальных я делала противоположное. Это было мое лицо, мои руки, никаких ужасов, никаких напряженных и волнительных мелодий, никаких фантомов, как в фильмах. Я. Обычная я. Только я доводила саму себя до безумия. Я стала играть со своими отражениями. Если я успевала посмотреть в зеркало с промежутком в две секунды, чтобы успеть разглядеть свои руки, было не понятно, расплетаю я волосы или заплетаю. Но я доходила до середины длины и сбивалась. У меня задрожали губы, и потом… я громко заплакала. Одно из отражений опустило руки. Так же поступили и другие. Дверь комнаты медленно открылась. Я вышла в коридор. Еще две двери... Пятая комната оказалась ванной. Или я слишком устала, или сработали мои инстинкты и привычки, или еще что-то, но я ощутила комфорт. Совершенно не задумываясь о том, что это кошмар, и я нахожусь на одном из этапов злой игры, я разделась и вошла в душевую кабину. Мне ТАК хотелось смыть с себя всю грязь и запекшуюся кровь. Моя кожа так нуждалась в ласке теплой воды. С каждой минутой мне было все лучше и легче. И я даже подумала, что, может быть, меня помиловали, и игра окончена. Никаких даже малейших сомнений не было в том, что я поступаю правильно. Но из душа все рано или поздно вылезают, не так ли? И тут началось. Я не смогла выйти. Вот она комната - блестящий кафель, махровое полотенце, халат. Все уютно и красиво манит к простым дальнейшим действиям. Ан нет… Я делала шаг и снова оказывалась в душевой кабине. Вода скоро начала раздражать меня и раздражала все больше и больше. Я пыталась справиться с краном, но он крутился вхолостую… конечно же. Вода так нервировала, что я уже начала делать какие-то отчаянные движения руками. Как будто пыталась стряхивать ее с себя. Я то садилась, то вставала и без конца смахивала руками воду. Мне начало казаться, что моя кожа стала водой, я уже не ощущала ни частички своего тела вне этой воды, оно стало этими струями, стекающими в черную дыру. Когда надежды на избавление не осталось, я уставилась в слив. Истерзанным рассудком я мечтала о том, чтобы наконец попасть в него и стечь в канализацию с этой проклятой водой. И через какое-то время этой вынужденной гипнотической медитации, я увидела, как сначала ступни, потом ноги и все другие части моего тела мягко и гибко входят в эту дыру… Очнулась я на полу в коридоре. Спрашивать как это произошло, уже не было смысла, да и ответов все равно никто не давал. Я вошла в шестую дверь. Впервые я увидела в комнате человека. Кто-то стоял ко мне спиной в моем платье – целехоньком. Я закрылась руками. Ведь на мне ничего не было. Мне бы надо было испугаться, ведь новый кошмар всегда бывал хуже предыдущего, однако, я была на редкость неразумна. И я крикнула с негодованием этой девице: «Эй! Сейчас же отдай платье! Слышишь, ты?!» Реакции не было. Тогда я шагнула к незнакомке и довольно грубо дернула ее за плечо. Она только потерла его, но не оглянулась. Надо обойти ее – сообразила я. Меня совершенно не насторожило то, что рук незнакомки не было видно. Где были руки? Перед ней. И что было в руках? Я попыталась заглянуть в ее лицо, но она крутилась одновременно со мной, и я все время смотрела ей в спину. И тут… случилось неожиданное. Она бросила мне какой-то трос или канат, причем сделала это, не огладываясь. Я схватилась за него и дернула. Она, наконец, развернулась. Уже ведь понятно… это была опять моя личность. Моя выкупанная, ухоженная личность с накрашенными ресницами и иронично приподнятыми бровями. Взгляд был холоден и равнодушен. Я изо всех сил вглядывалась в… саму себя. И мое возмущение стало расти. Эта самозванка стояла передо мной чистая и довольная собой. В то время как я - дрожащая от потрясений и холода, нагая, покалеченная, с ободранными нервами - вынуждена была исполнять чью-то злую волю. Я гневно прошипела: «Отдай платье, тварь!» Меня душила мысль, что не она, а именно я чувствую боль и стыд. Пусть она трижды мой двойник, но чувствую-то все это именно эта я, вот эта вот, на полу, в грязи, с канатом в руке. И когда моя горечь и обида, и безысходность поглотили меня полностью, другая я сделала шаг мне навстречу. Высунув нож из накладного кармана на юбке и протянув мне, сказала: «Сделай, что хочешь, только сначала обвяжи себя канатом вокруг пояса». Я не понимала, чего я хочу, не понимала, зачем обматываться, но сделала это. А потом стала разглядывать нож. Он был острым и тонким. Я не могла поверить, что концом этой истории должно стать самоубийство. И, признаться, у меня была надежда, что поскольку это последняя комната, все просто обязано скоро закончиться. Так почему же обязательно нужны жертвы? Прочитав мои мысли, другая я мягко прикоснулась к моей руке и притянула нож к себе острием. Показывая мне, что нужно делать, она…то есть я… почти не касаясь, водила им вдоль и поперек своего тела. Взгляд был очень настойчивым и упорным, меня сверлили мои же глаза. Я стала повторять эти движения. Платье, порезанное на лоскутки скоро упало к ногам моего двойника. Она… то есть я… не унималась, снова повторяя свои имитации, нож воздушно резал воздух, а потом… полоснул плоть. Другая я была очень сильной, ведь она продолжала улыбаться. Ей что НЕ БОЛЬНО?! Мои движения были все уверенней. Я кромсала ее, оставляя целым только лицо, потому что оно мне было дороже всего…почему-то… мои слезы ручьями стекали по щекам. Мне было так щемяще горько и больно. Я прятала мысленно свое имя в кусках изувеченного мной же тела. Мне было одиноко. Единственно живое существо мне надо было довести до смерти, убить, уничтожить. «Прошу тебя, останови все это… разве ТЫ ХОЧЕШЬ УМЕРЕТЬ?! ТЫ ЧТО ГОТОВА?! Прошу тебя… прошу тебя…» - но мои руки продолжали двигаться по диагонали и вертикали, оставляя кровавые следы… полосы, алые полосы…их было уже слишком много, чтобы ей… то есть мне остаться в живых. И тогда вдруг израненная, окровавленная другая я сделала шаг назад. Я продолжала преследовать. Она сделала еще шаг, а потом еще и еще… Я поражалась своей жестокости я шла за ней, и резала ее снова, терзаясь от боли, которую не я… испытывала. Мы почти приблизились к стене, канат натянулся. Мое лицо перестало улыбаться. Она…я... закрыла лицо руками, приготовившись к последнему, финальному движению моих смертельных рук. Но я не смогла дотянуться. Шаг оставался до логического завершения этого беспредельного исступления, однако меня крепко держал канат. Я рвалась все сильней и сильней, другая я сползла на пол. Наверное, кровопотеря была слишком велика, она… умерла бы и без последнего удара. Но мне надо было закончить игру. И я как ненормальная марионетка металась в разные стороны. Развязать канат можно было в любую минуту, но мне было слишком страшно от мысли, что если я привязанная способна на убийство, что я могу сотворить в этом невероятном безумном сне… будучи свободной? Хотя слово «свобода» вообще было абсурдным в этой мрачной реальности. Я устала дергаться и делать шаги на месте, нож давно выпал из руки. Я обессилено повисла на этой грубой нитке невидимого кукловода, и в это же мгновение…раздался удар колокола. Громкий, чистый, пронизывающий пространство. Я посмотрела вверх. Все это время мы… находились под огромным колоколом. Колокольней была последняя комната. Я стала производить эти очищающие звуки, и мрак стал рассеиваться. Все больше света окружало и наполняло меня. Он окутывал и согревал, делая меня здоровее и спокойнее. Через шесть ударов кошмар прекратился. Я проснулась в своей кровати, было утро. За окном расcветало и вовсю пели птицы. Я подошла к окну с легкой как у ребенка душой. Я понимала, что за что-то отборолась этой ночью. А вот за что, думать не хотелось… в любом случае… это объяснит жизнь.
Mishka:
Mishka: Он зашифровал послание, но она его прочитала. Она коряво объяснилась с ним – но он понял… Откуда это? Они еще не разучились читать знаки в воздухе. Хотя уже стали другими, далекими, чужими. Они словно разбитые стекла, которые могут порезать и поранить, но все еще отражают друг друга.
Mishka: это о снах... о них еще много можно вспомнить...но они безрадостны. почти всегда человек так устроен - все что есть плохого он вдавливает в себя поглубже...и именно поэтому все это взывает к нам в виде кошмаров, во сне, когда мы не можем больше приказывать. когда мы становимся беззащитными. чем глубже вдавишь в себя, чем сильнее спрячешь, тем сильнее потом оно, словно разъяренная кошка царапнет в ответ. когда не будешь ждать... когда забудешь. ---- я не забыла о весне . с первым днем!
Котенок Гав: каждой зверюшке - по домику!!!
Mishka: Вчера я видел тебя во сне. Подробностей почти не помню, помню только, что мы все время переходили друг в друга, я был тобой, ты – мной. Под конец ты каким-то образом загорелась, я вспомнил, что огонь гасят тканью, схватил старый пиджак и принялся сбивать с тебя пламя. Но тут опять начались превращения, и вышло так, что тебя уже не было, а горел я сам и сам же пиджаком сбивал с себя огонь. Но это не помогало, а только подтвердило давнее мое опасение, что таким способом с огнем не поборешься. Меж тем приехали пожарные и все ж таки спасли тебя. Но ты была не другая, не как раньше, призрачная, нарисованная мелом во тьме и безжизненная, а может быть, просто без чувств от радости, что спасена, упала мне в объятия. Но и тут действовала неопределенность переменчивости, может быть, это я упал в чьи-то объятия. (С)
Mishka: Что, если бы мы могли жить вечно? Тысяча лет, три истории. "Фонтан" — фильм о любви, смерти, духовности, и хрупкости нашего существования в этом мире. The Fountain, Последний человек / The Last Man (название оригинального сценария) Производство: США Жанр: драма, мелодрама, фантастика Тип: полнометражный фильм, 96 мин. Режиссёр: Даррен Аронофски В ролях: Рэйчел Уайз, Хью Джекмен и другие
Mishka: Плач цыганки. Без тебя в этом мире не слышен мне звон колокольный - Без тебя мир глух. Я с ветром в обнимку хочу лететь вслед за тобой, За конем твоим - Он уносит тебя прочь от меня с каждым вздохом твоим Отбирая дыхание веры мое… Обирает меня жизнь, истрепались до дыр одежды мои - Я нищенкой стала. Кто-то ищет надежду в улыбке моей, всегда веселой, не ведая правды, не зная: В ней - лишь память о тебе. Кто так могуч, что повелевает водами и стихиями света, жизнь превращая в прах? Кто так силен? Это Бог. Он устал от лжи моей, от притворства перед народом моим - Вольным. Я танцую, но ноги мои, словно чужие, топчут траву и листья, Я танцую…. Умирая ночами, я песни пою, я пронзать хочу время и выси, чтобы ты трясся от страсти Во сне! Я дарю песням сны беспокойные и счастье несбыточное свое и полноту любви Века моего. Ты тот, кому эти песни нужнее, но ты их не слышишь, не хочешь услышать Ты чист и далек… И слова, и источники все иссякнут, а огонь любви сожжет до тла мою молодость.. Пусть так и будет! Я хотела коня твоего напоить слезами своими, чтобы горько стало ему и жалко Цыганку шальную. Ведь ты не жалеешь, не хочешь любить мои черные косы с цветами душистыми, Вплетенными в них… Я бы ими привязала тебя к кибитке моей! Но тогда… ты невольником был бы моим, И я бы любить не могла Твоих глаз глубину и бровей гордых линий, уст трепещущих, нежных рук на бедрах моих, что твоими стали однажды.....
Mishka: Kevin Moore Also known as----- Chroma Key Born -----May 26, 1967 (age 40) Origin Long Island, New York, U.S. Genre(s) -----Electronica, Ambient, Psychedelic, Progressive metal, Industrial metal Instrument(s)----- Voice and keyboards Years active 1985 - present Associated acts----- O.S.I., Chroma Key, Dream Theater, Fates Warning On the page Tell me something stupid Auction off my diary Life is getting esoteric Let me in your movie Each time I walk out the door Someone mixes metaphors Life is so much cleaner on the page It's like the morning when I'm dreaming And everything is so pristine It's just a seven hour movie And I'm in every scene Let me in my tv. Get this tape to tori Got to have a subplot When I sell them my life story Maybe I should write it first And do the living later 'Cause life is so much cleaner on the page It's like the time I lost my body And then I saw it on tv. Somehow it shed a whole dimension But it still looked like me (Hey! that looks like me!) Each time I write lines for it Someone improvises it Life is so much cleaner on the page Life is so much cleaner on the page
Mishka: LIVE The dolphin's cry click here The way you`re bathed in light Reminds me of that night God laid me down into your rose garden of trust And I was swept away With nothin` left to say Some helpless fool Yeah, I was lost in a swoon of peace You`re all I need to find So when the time is right Come to me sweetly, come to me Come to me… Love will lead us, alright Love will lead us, she will lead us Can you hear the dolphin`s cry? See the road rise up to meet us It`s in the air we breathe tonight Love will lead us, she will lead us Oh yeah, we meet again It`s like we never left Time in between was just a dream Did we leave this place? This crazy fog surrounds me You wrap your legs around me All I can do to try and breathe Let me breathe so that I So we can go together! Love will lead us, alright Love will lead us, she will lead us Can you hear the dolphin`s cry? See the road rise up to meet us It`s in the air we breathe tonight Love will lead us, she will lead us Life is like a shooting star It don`t matter who you are If you only run for cover, it`s just a waste of time We are lost `til we are found This phoenix rises up from the ground And all these wars are over
Mishka:
Mishka: немного красоты на ночь приятных снов всем.
Mishka:
Mishka: Чувства Проваливаюсь... в глубину... проваливаюсь Из песен и снов, наших слов, нежных слов... Поцелуями устилаю полосу невезения старого - В полосу невесомого счастья ты превратил мою боль. Ночь и сон, дни без сна, мы смеемся, кружимся... Снегопадом придет зима, закутает, обнимет нас белыми варежками, будет тепло так, тепло... Горячо и терпко - от чая и вина, меда со слезами... Табаком и перцем наполнены трубки - курим, курим... Пускаем кольца, кольца радужные с каплями росы Смешанные... на рассветах наших с тобой, только Наших... тихо-тихо... шепчем, мы не вспугнем, мы знаем... Звезды с нами, они наши... надолго - на вечность, А Солнце ждет, оно готовит сюрпризы в шелку, Шелку облака из розовой сахарной пудры На торте, сладком с ванилью - Чувства - Звезды...
Barshbe: Mishka пишет: немного красоты на ночь много красоты выглядит по-другому:
балцаджы цалх: Barshbe - К этой девушке в кимоно подходит имя МИСИКО или МИСИКИ.
Barshbe:
полная версия страницы